Г.Хавеман (Германия)

НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ОБЪЕДИНЕНИЯ РАЗЪЕДИНЕННЫХ НЕМЦЕВ

Я очень рада провести эти дни среди вас, рада еще и потому, что не нужно слушать праздничные умоляющие речи политиков о немецком единстве, которое многие и западные, и восточные немцы примерно в таком же темпе разлюбили, в каком три года назад вдруг полюбили. Я рада, что вместо этого могу участвовать в процессе развивающегося единства научной школы, горизонт которой с самого начала был мировым, как в отношении пространства, так и времени (в отличие от горизонта "архитекторов" и "строителей" немецкого единства). Я подчеркиваю это и потому, что для почи­таемых немецких авторитетов в области социологии, мир вне Германии и Европейского сообщества, как мне кажется, вообще не существует или, по крайней мере, оказывается маргинальной для теории величиной. Разу­меется, они затрагивают те процессы, которые сегодня наблюдаются в наших странах: спад производства и раз­рушение народных хозяйств, рост националистических настроений и вспышки национальных конфликтов и т.д. Но все это воспринимается скорее как печальное насле­дие социализма, если не как сама его сущность, открыв­шаяся после краха фасада. Это хорошо вписывается в наименьший общий знаменатель, в тихий консенсус поч­ти всех научных и политических лагерей Западной Гер­мании - в самосознание, самовосприятие своего типа общества как современного ("modern Gesellschaft") в отличие от несовременного, досовременного, традицион­ного общества, которое только что рухнуло на Востоке. Поэтому бывшим соцстранам предстоит модернизация, причем запаздывающая, догоняющая модернизация всех сфер жизни. В бывшей ГДР этот процесс идет практи­чески как простое перенесение готовых экономических и политических структур ФРГ. Наглядные последствия этого помимо "победы демократии", роста бюрократии и действительно большей защищенности индивидуальных прав людей таковы: деиндустриализация целого ряда регионов (например, в Саксонии промышленное произ­водство сокращено почти на 50%) сопровождающаяся массовой безработицей, особенно среди молодежи (в августе число безработных достигло 1 млн., что состав­ляет 14% работоспособного населения, не считая 1,8 млн. "скрытых" безработных). Продолжается миграция рабочей силы, особенно молодежи, в западные земли (за последние три года - около 1 млн. человек). Сокращает­ся также сельскохозяйственное производство - около 15% угодий по велению Европейского сообщества выве­дены из оборота. Ликвидируются научные учреждения, целые университеты и вузы, театры и дома культуры, молодежные клубы и оркестры, детские сады и т.д. Но люди еще не ощутили в полной мере последствий этого процесса. Материальный ущерб, наносимый таким "раз­матыванием", до определенной степени компенсируется высокой покупательной способностью немецкой марки и хорошей системой социальной защиты, завоеванной профсоюзами ФРГ в прошлые десятилетия. Это, однако, временные "тормоза" процесса, чреватого массой социально-взрывчатых моментов, что уже сейчас прояв­ляется в растущем правом экстремизме среди молодежи.

Не менее существенным является еще один момент, на который пока не обратили должного внимания. Речь идет о массовом обесценивании жизненного опыта и самосознания людей вследствие господствующей трак­товки истории ГДР как сплошной чертовщины, как вос­ход и закат тоталитарной диктатуры.

После лишения нас рабочих мест вследствие ликвида­ции нашего экономического вуза, мы с двумя коллегами решили провести исследование процесса объединения Германии с точки зрения того, как бывшие граждане ГДР, оставшиеся в стране, воспринимают процесс объе­динения, как ведут себя в этом процессе, как они воспринимают самих себя, своих западных и восточных современников, какие потрясения происходят в личном, групповом, национальном и общественным самочувствии людей в новой для них ситуации, как они уступают или сопротивляются лицемерию братьев и сестер с Запада по отношению к "досовременному осси".

Можно с уверенностью предположить, что большин­ство будет идти (вынужденно или добровольно) по более простому пути быстрого приспособления к новым усло­виям и новым господам под флагом национализма, пытаясь вытеснить, забыть прошлый опыт, отречься от собственной жизни и прежнего группового самочувствия, чтобы подчеркнуть свою, конечно, прежде "подавляв­шуюся" индивидуальность. Поэтому особый интерес для нас представляют те, кто ведет себя по-другому, скрыто или открыто сопротивляется ликвидации коллективной памяти.

Для исследования указанных выше проблем была избрана группа молодых берлинцев в возрасте 25 35 лет, имеющих университетское или вузовское образование и представляющих самые разные профессии (от сотрудни­цы сберкассы и инженера до художницы и бывшего сотрудника службы госбезопасности). Их формально объединяет то, что все они социализированы в ГДР, не выехали из страны и достаточно молоды для того, чтобы иметь альтернативу выбора дальнейшего жизненного пути. Исследователи опирались на выработанный в рамках так называемого "качественного исследования" био­графический метод, который сильно отличается от преобладающих в ФРГ количественных, статистических методов эмпирической социологии. Подход заключается в том, чтобы исследовать текст биографии, рассказанной самим автором в процессе интервью с ним без всяких заранее подготовленных вопросов и при возможно мини­мальном воздействии исследователя на ход логики рас­сказчика. Цель состоит в том, чтобы узнать, как человек сам видит свою историю, других людей, какую он соз­дает картину мира, какие темы, события, проблемы он считает значимыми для себя, и какие вообще отсутст­вуют у него, о чем он молчит. Важно и то, в каком порядке он излагает свою историю, что просто описы­вает, а что аргументирует.

Цель теоретической реконструкции полученных та­ким образом текстов - в том, чтобы выявить разные типы процесса становления и развития конкретных личностей в конкретно-исторических условиях, разные типы разрешения жизненных противоречий. Между типами, выявленными в результате их сравнения друг с другом, может быть открыта внутренняя связь, харак­терная именно и только для данной структуры общества.

Нами было опрошены около 30 человек. О результатах анализа всех текстов и синтезе полученного мате­риала говорить еще рано. Речь может идти пока лишь о некоторых предварительных размышлениях по поводу первых проанализированных текстов. При этом акцент сначала делается не на различии типов, а на их общности.

Прежде всего, никто из опрошенных не изображал "назло тоталитаристам" свою жизнь как сплошную беду, как историю мучения или угнетения своей лич­ности. Опрошенные не рассматривали свою жизнь и как историю одних заблуждений и обмана, от которых сегод­ня надо решительно отказаться. Никто из них не сделал блестящей карьеры. Все подчеркивали "нормальность", "обыденность" своей жизни, не считая себя ни жертва­ми, ни героями. У всех еще до "перемены" 1989 года появились определенные трещины в отношениях к дан­ному обществу. Сама же "перемена" не оказалась общим и главным переломом в их жизни, не вызвав ни у кого из них ни глубокого жизненного кризиса, ни ощущения    полной    бесперспективности    своего положения. Вместе с тем, ощущение личного выигрыша, связанного, скорее, не с материальной сферой, а с расширением возможностей выбора собственной дороги, простора развития, сочетается у большинства из них с чувством потери чего-то важного.

Все интервьюируемые настаивали на том, что они прожили в этой странной стране настоящую полную жизнь со своими счастьями и несчастьями, с большими и маленькими конфликтами, с успехами и неудачами.

Опрошенные росли в совершенно разных семьях. Их родители могли быть или участниками войны, или "детьми войны", или "послевоенными детьми". Среди самих интервьюируемых мы встречаем и дочь рабочих из маленького лужицкого городка, из "долины ничего не подозревающих", где невозможно было принимать западное телевидение, и дочь лейпцигского рабочего, ставшего антикоммунистом после неприятного столкно­вения с Советской Армией, который запрещал своим детям смотреть телевидение ГДР; дочь молодого рыбака, живущего в провинции и сына старого математика, живущего вблизи берлинской стены; сына аполитичного инженера, бывшего в советском плену, и сына предан­ной коммунистки - когда-то активистки фашистской молодежной организации. При всем различии семейного воспитания, первых школьных лет, все-таки рассказы опрошенных, как ни странно, очень похожи друг на Друга.

Почти у всех оба родителя работали, были очень заняты и поэтому вспоминаются как вечно не имевшие времени для детей, особенно матери. (В ГДР около 85% женщин работали. Сегодня их доля среди безработных чрезвычайно велика.) В связи с этим наблюдалась довольно ранняя передача ответственности.

У всех в детстве или в молодости вырабатывались определенные идеалы. В качестве идеалов называют социальную справедливость, равенство, самоосуществле­ние, солидарность. Иногда об идеалах говорят довольно расплывчато, но тем не менее утверждают, что не утратили эти идеалы и по сей день.

Ни у кого не вспоминаются серьезные политические Столкновения в семье или в школе. Они были воспитаны либо в духе аполитичной лояльности, либо активного участия в общественных делах, либо критической, но не враждебной к государству и обществу дистанцированности. ГДР уже воспринималась ими не как преходящее яв­ление, а как установившееся, хотя и молодое, незрелое общество. В ГДР не было бурной конфронтации между поколениями подобно той, которая имела место в конце 60-х годов в ФРГ, где молодежь резко упрекала роди­тельское поколение в сознательном сокрытии своего фашистского прошлого и боролась против авторитарного стиля воспитания, за политическую культуру, ревизию буржуазного законодательства и эмансипацию женщин. Родительское поколение в ГДР легитимировалось учас­тием в строительстве нового, антифашистского общества.

Почти все они выбрали себе учебу по своему жела­нию. С одной стороны, в университетах и вузах (порой за границей) они расширяли свои горизонты в общении с другими студентами, преподавателями, занимаясь научными дисциплинами, и проверяли свои умения и способности. Нередко учеба ощущалась как подготовка к творческому содействию процессу формирования этого отнюдь еще не "созревшего" общества. Поэтому собст­венная жизнь ощущалась спроектированной в тесной связи с представлениями о будущем обществе.

С другой стороны, начинало вырабатываться насмеш­ливое отношение к политическим ритуалам, студенты сталкивались с невыносимо поверхностной пропагандой, с тупой фразеологией эпохи "холодной" войны в такое время - в 70-е годы, когда уже пора было выработать более дифференцированную картину и западного мира, и отнюдь не "розового" мира ГДР. В связи с этим возникали, первые трещины в сознании, первые сомнения, релятивирование  прежде  некритически принятых утверждений. Это приводило к разным последствиям: одни дистанцировались от политики, ограничиваясь решением своих частных проблем, другие же вступали в партию, считая, что действительно изменить что-либо можно только изнутри партии, и не желая уступать поле деятельности дуракам.

Со вступлением в профессиональную жизнь в 80-е годы нарастали конфликтные ситуации, которые харак­теризовались опрошенными в самом общем виде:

- проблема фетишизации власти. Любая, даже незна­чительная проблема (например, малейшее кадровое решение на уровне предприятия или даже отдела) подавалась как значительное политическое событие;

- предпочтение "политической верности" деловой компетентности. Полное смешение политических, мо­ральных, деловых и профессиональных вопросов. За деловую критику могли упрекнуть в политической незрелости, а за политические сомнения - в деловой некомпетентности или сомнительной морали.

- отсутствие механизма разрешения общественных противоречий там, где они возникали, теми, кто их мог бы компетентно решать. Таким образом, реальные про­тиворечия оставались скрытыми, они не могли открыто развиваться и разрешаться. Вследствие этого они скорее выступали как препятствие, а не как источник развития. Это вело также к тому, что свои противоречия люди должны были разрешать наедине с собой (чему спо­собствовала и протестантская традиция), что вело к их постоянной перегруженности. Это создавало, в част­ности, напряженность и в семейных отношениях, о чем говорит высокое число разводов в бывшей ГДР.

- не было механизма, учитывавшего разные социаль­ные интересы как в обществе, так и в партии. (Приня­тое в конкретно-исторической обстановке решение о запрете образования партийных фракций неизменно переносилось во все компартии.) В результате не было возможности горизонтального общения по поводу назре­вающего кризиса, а также эффективного механизма про­верки государственной, политической властей.

Все эти существенные, на наш взгляд, структурные недостатки общества способствовали тому, что события в ГДР осенью 1989 года приобрели неожиданный для всех характер. Непредвиденный многими ход событий объяс­няется следующим образом. С одной стороны, неготов­ность широких слоев и впредь любой ценой поддержи­вать систему, явно не способную к самокритике и само­корректированию, с другой стороны, незрелость теорети­ческой подготовки, политических программ, а главное - отсутствие общественной дискуссии о выходе из кризис­ной ситуации, привели к патовому положению, при котором власть "лежала на улице" и могла быть взята теми, кто и обладает ею сегодня.

В заключение хотелось бы отметить, что исследова­ние жизненных процессов отдельных индивидов не мо­жет быть самоцелью, а представляет собой материал для анализа вопроса о внутренних границах и противоре­чиях ранней формы социализма, о его неспособности диалектически снять капитализм, не только в той фор­ме, какая была в начале процесса развития социализма, но и в его современной форме. Современный же капи­тализм смог до сих пор (при всех деструктивных тен­денциях) сохранить способность к развитию не столько в силу своего капиталистического характера, сколько в силу современных структурных потенций, которые воз­никли, скорее всего, из процессов частичного снятия капиталом самого себя[1].

Эти процессы отчасти изучаются и в рамках парадиг­мы "современного общества". Думается, что нужно раз­вивать теорию в полемике с высшими формами само­критики капиталистического общества. Такие формы существуют, их надо искать и их необходимо изучать, чтобы не впасть в сектантство и коммунистическое высокомерие. Это было бы смертельно и для теории, и для научной школы.


[1] Эта точка зрения представляется дискуссионной. См. предисловие к сборнику "От составителя" - Прим. ред.