Периклис Павлидис,

кандидат философских наук,

преподаватель Салоникийского Университета им. Аристотеля

 

 

Личность в постмодернистском восприятии.

К  противоречиям современного  образования.

 

(Статья опубликована  в журнале «Инновации в образовании», № 6, 2005, сс.55-64)

 

       Постмодернизм это симптом нашей эпохи, являющийся  умонастроением значительно  более широких слоёв, нежели тех, кто непосредственно  выступает как его идеолог. Автономно и рационально мыслящий человек, как ориентир и идеал прогрессивного развития общества невозможен для постмодернистского мировосприятия.

      Способность  человека целенаправленно, сознательно преобразовывать действительность подвергается большому сомнению, а то и отвергается вовсе.   Это вполне закономерно, поскольку  отвергается сама возможность постижения объективной действительности. А если мы достоверно не знаем, какова реальность, - можно ли говорить о её осознанном целенаправленном преобразовании?!

      Постмодернизм отказывается от идеи объективности. Понимание мира – субъективно. Для постмодернизма «смысль теперь уже не является вопросом общепризнанной реальности, а скорее эпистемологической и онтологической проблемой изолированного индивида в произвольном “фрагментированном мире”»[1.с.784].

       Человек живет в плену языка и текста, которые условны и произвольны. Деррида, один из теоретических предтечей постмодернисткой идеологии, считал, что в языке означающее относится к означаемому, которое всегда есть другое означающее, но никогда не относится к некой объективной действительности. В каждом слове-знаке есть следы ведущие к другим словам-знакам.следовательно, знаки никогда не могут относится к чему-то такому, что отличается от них. Нет означаемых отличных от означающих [2, с.38]. Человек не может убежать из системы знаков, из текста. Как заявляет Деррида, «вне текста нет ничего» (Il ny a pas de hors-text).[3, с.144].

       Сводя все отношения к их словесным выражениям, постмодернизм негативно относится ко всем определениям, ко всем системам понятий. Определения и системы приводят к ограничениям, обобщениям и целостностям. Знание, обладая системностью и целостностью, является тоталитарным и репрессивным. Определения фиксируют связь между означающими и  означаемыми. Постмодернисты же  хотят, наоборот, «развязать эту связь и дать ход свободной игре знаков.»[4, с.119].

       Постмодернизм ратует за отказ от всех общеобязательных и универсальних норм, обеспечивающих подведение индивидуального опыта под общие понятия. Для его сторонников  все знания, идеи, мнения людей имеют субъективный, частный, локальный характер. При этом они все одинаково значимы. Нет разницы между правильными и неправильными рассуждениями, между истинными и неистинными знаниями. Плюрализм возводится в ранг самоценности.

       Таким образом постмодернизм занимает позицию релятивизма. В мире не признаются никакие закономерности, никакие необходимые связи. В нем все сочетается со всем. Мир хаотичен.  В рамках постмодернисткого мировосприятия «хаотичность пронизывает все уровны бытия» [1, с.784].

       Правда, нежелание считаться с закономерностями под предлогом их тоталитарности не озачает, что закономерности как таковые не существуют. Как пишет С.Н.Мареев «постмодернисты хотят убежать от законов истории, хотя никто до сих пор от этого не убежал» [5, с.445]. Постмодернистское безразличие к законам истории это безразличие к потребности людей в сознательном, целенаправленном изменении общественного бытия.

      В негативном отношении постмодернистов к целостному, систематическому знанию особую роль сыграли взгляды Фуко. Для французского представителя постструктурализма «не существует общеобязательности и универсальности норм интеллекта, а множество единичных (сингулярных) дискурсов.» [6, с.419]. 

       Фуко считал, что не существует объективного и нейтрального знания. Знание, его истинность и ложность, зависит от власти, от властных отношений между людьми. При этом эти отношения власти настолько широки, что охватывают все стороны человеческой жизни. По сути дела, все человеческие отношения сведены Фуко к отношениям власти.

      С этой точки зрения знание не приводит людей к свободе, но институционирует подчинение. Для Фуко «Знание это власть над другими, власть определять других»[2, с.73].

      Таким образом, власть теперь понимается как средство формирования самодисциплины, управления самосознанием.   Способность человека знать себя воспринимается как условие самоконтроля и самоограничения. «Открытие самости произошло с целью управления ею» [3, с.98]. Следовательно,  обучение и воспитание человека считаются способом функционирования дисциплинирующей власти.

        Эти идей Фуко положили начало постмодернисткому отношению к школе как к институту сугубо репрессивному, призванному дисциплинировать ребенка, подчинять его всеобщим социальным нормам.

      Постмодернистский  отказ от общих, закономерных связей, от объективного и систематического знания,  приводит к новой постановке проблемы субъекта. Как пишет Лёвли «постмодернистские писатели  намерены положить конец разговору о субъекте как о местонахождении разума и автономии.»[4, с.121].

      Если просветительская философия исходила из единого, внеисторического, абстрактного индивида, который создавал свою жизненную программу, опираясь на свое автономное мышление, то постмодернизм выдвигает точку зрения о раздробленном, «децентрированном» индивиде, лишенном самосознания и четкой идентичности. Человек в постмодернистской  интерпретации «никогда не может быть тождественным себе. Он всегда есть непрерывный поток становления и изменения, момент в коммуникации с другими людьми»[6, с.413]. Духовный мир человека сводится к хаотичному чередованию идей, выражений, вкусов, стилей жизни, произвольно конструируемых и реконструируемых.

       Человек воспринимается как творение культуры в смысле совокупности коммуникативных моментов, лишенных всякой закономерности. Для постмодернистов самость человека всегда специфична, гетерономна, ситуативна, произвольна. Человек не управляет своей самостью. Он даже не может сказать, кто он такой, потому что это было бы актом самоидентификации, поставившем его в жесткие рамки определений. Каждое же определение человека считается подавлением непрерывности его становления.

       Эти идеи знаменуют постмодернисткий отказ от понятия личности. Если личность есть  индивид, освоивший   социальное и поэтому «облвдающий сознанием  (и самосознанием) и действующий как сознающий (и самосознающий) индивид» [7, с.158], то в постмодернисткой идеологии личность начисто отвергается, ибо отвергаются социальные закономерности  ее формирования. Становление идентичности человека для постмодернистов  это дело личного выбора, произвольного, ничем не обусловленного.

      Человек в постмодернисткой интерпретации лишен всякой определенности, всякой разумности и полностью подчинен хаотичному потоку чувст, страстей, аффектов.

       Постмодернисткое отрицание личности неизбежно приводит к отрицанию педагогической теории и педагогической деятельности как общественно организованного процесса, целенаправленного и систематического формирования личности. Как пишет, например, постмодернистский  теоретик педагогики Олькерс «никакие институты, никакая теология и ее последователи, никакая педагогика  не может претендовать на действия, которые якобы способствуют становлению человека ... Проект, согласно которому человек – цель притязаний высшего образования, субстанционально  не может быть обоснован, поскольку, говоря  словами Ницше и постмодернизма, не только бог, но и человек умерли» [6, с.430].

       Движение «антипедагогики», возникшее в ФРГ в 1970-е гг., начисто отвергает необходимость воспитания и образования,   считая их, в духе  постмодернизма, тоталитарными и репрессивными. ЕБраунмюль в своей книге «Анти-педагогика» заявляет, что «нет педагогики, которая не была бы более или менее явным террором» и что «тот, кто хочет воспитывать  ребенка, стремится разрушить  ребенка.» [6, сс.409, 410].

       Сторонники антипедагогики считают, что ребенок с самого начала своей жизни лучше всех (лучше взрослых, родителей, учителей) знает, что ему нужно. Пренебрегая все общественно обусловленные цели, методы и формы образования, они полностью отказываются от всякой связи не только с педагогическими традициями, но и с культурой. Как утверждает Шенебек «антипедагогика осуществляет слом существующей культуры.» [6, с.411].

       Винкнер пишет по поводу антипедагогики, что она «отрекается от историчности и преемственности  поколений, благодаря которым молодое поколение может стать взрослым, лишь включаясь в связь традиции, используя опыт и знания старшего поколения в воспроизводстве и производстве общественного наследия и человеческого рода» [6, с.411].

       Представители постмодернизма в педагогике воспринимают современное общество как пространство конкурирующих между собой идей и ценностей, без общепризнанных и общепринятых принципов. Все – относительно, и поэтому «преподаватель не имеет права признавать какие-то общезначимые цели воспитания и образования, которые, в свою очередь, основываются на общезначимых ценностях культуры.» [6, с.411]. При этом отпадает и вопрос о значимости и истинности преподаваемых знаний. Каждый решает сам, что для него значимо и истинно. Постмодернистский  абсолютный плюрализм и субъективизм в вопросах оценки и выбора знаний превращает   диалектику истины и лжи в излишный вопрос.

       Шенебек заявляет, что «истина для человека не есть что-то объективное…она более не противостоит ему в психологическом измерении соотношения правильного и ложного, будучи психологическим измерением многообразных благ. Любой человек знает о том, что ему лучше, и эти блага равнозначны.» [6, с.411].

       Гарц отмечает, что «достижение истины, согласно постмодернистским  представлениям, невозможно и движимо преимущественно стремлением к тоталитарному воздействию.» [6, с.432].

       Постмодернизм знаменует  резкий отказ от унаследованного  от Просвещения идеала эмансипации человечества  через образование.

       В эту эпоху, отмечает Лиотар, эмансипация не является больше целью образования. Теперь «поставщики» и «пользователи» знания относятся к нему как к товару [8, с.4].  Интерес к знанию, следовательно,  определяется стремлением к экономической выгоде. «Вопрос, который (прямо или косвенно) задается профессионально ориентированным  студентом, государством или институтами высшего образования не есть больше “истинно ли это?” но  “насколько  оно полезно?”. В рамках коммерциализации знания это вопрос, чаще всего равняется вопросу “можно ли его продать?”» [8, с.51].

       Здесь следует отметить, что состояние постмодерна, о котором говорит Лиотар, не означает новое общественное формирование. Это, по сути дела, состояние капиталистического общества в эпоху, когда в результате НТР, знание и ее приобретение имеет большое значение для создания товара «рабочая сила». Это означает, что интерес к знанию определяется не стремлением к умственному развитию человека, а стремлением создать такую способность к труду, которая в качестве товара могла бы найти покупателя на рынке рабочей силы.

       С того момента как существование человека в качестве наемного труженника зависит от превращения его духовных и физических сил в товар и, следовательно, от их отчуждения от него самого, образование как процесс формирования этих духовных и физических сил носит неизгладимый след отношений отчужденного труда.

       В мире всеобщего господства товарно-денежных отношений коммерциализация знания и коммерческий, утилитарный интерес к образованию является закономерным явлением. Превращение образования в товар неизбежно в той степени, в которой надежда наемных труженников на улучшение своей жизни связана с необходимостью продать «по хорошей цене» единственный товар, которым они обладают,   способность к труду.

       Интерес же покупателя этого товара к знанию, или, точнее, к рабочей силе – к носителю знания определяется закономерностями капиталистического производства, т.е. конкуренцией за получение максимальной прибыли. В эпоху, когда знание продается и покупается ради успеха в конкурентной борьбе, об истине думать не приходиться. Когда человек подчиняет интерес к знанию сугубо частным, прагматичным, корыстным задачам, отношение к истине становится делом частной пользы и прихоти или становится излишным, как таковое.

       Постмодернизм, заявляя о равноценности всех видов знания, всех видов искусства, всех идей и точек зрения, вводя абсолютный плюрализм в мир культуры, выступает одновременно за сближение культурного производства с обыденным сознанием и повседневностью. С этой точки зрения современному человеку, по-постмодернистски отказавшемуся от собственного самосознания, не нужно больше рефлексировать над образами,  идеями и стилями, предлагаемыми ему культурной индустрией в качестве предметов потребления.

       Сближение же культуры с повседневностью, плюрализм культурных стилей, отказ от истины и самосознания являются идеологемами, соответствующими эпохе, когда культура, культурное творчество, стали частью товарного производства. При этом, чем поверхностнее и проще культурная продукция, тем легче обеспечить ее сбыт.

       «Децентрированный» постмодернисткий индивид, плененный непрерывным потоком зрительных и звуковых образов, создаваемых современными электронными средствами культурного производства, это индивид – потребитель. Такой индивид,   «сосредоточенный  на поисках необычного, рассматривающий объекты скользя по поверхности смысла, смотрящий на жизнь, как на экран телевизора, жаждующий разнообразия впечатлений, стремящийся к фрагментарности и непостоянству человеческих отношений, по мнению Баумана,  движим страхом связанностей и фиксации”»[9, с.46].

       Постмодернизм является идеологией, отражающей узкопрагматичное, поверхностное, потребительское  отношение к знанию и культуре, связанное с отчужденным, корыстным отношением к обществу, к социальным связям. Это идеология одинокого человека, заброшенного в мир капиталистических товарно-денежных отношений, в глазах которого  все социальное и культурное, с его многообразными связями и закономерностями, выглядит чуждым, тоталитарным, репрессивным.

       Постмодернизм выражает настроения одиноких конформистов развитых капиталистических стран, «рафинированных индивидуалистов, исповедующих принцип абсолютной свободы и автономии человеческого духа, объединенных общностью потребляемой продукции …»[9, с.47], видящих в неограниченном потреблении смысл жизни.

       Адепты постмодернизма  преувеличивают значение потребления (в сравнении с производством), концентрируясь на том, «каким образом товары потребляются,  и пренебрегают вопросом о том, как они производятся, и в каком отношении находится каждый индивид к средствам производства.»[10, с.59].   

       Появление постмодернизма, как мировосприятия и умонастроения обусловлено, по нашему мнению, глубокими социально-экономическими изменениями в развитых капиталистических странах.     

        Сильное ограничение промышленной сферы производства, при автоматизации трудовых операций, одновременный рост сферы услуг, в том числе и услуг культурной индустрии (как новой сферы прибыльного инвестирования капитала), сильное сокращение численности промышленных рабочих и общее высвобождение большой доли живого труда из процесса производства, спад рабочего движения и деградация политических организаций рабочего класса – это некоторые основные черты современной эпохи, породившей постмодернисткое умонастроение.

       Сокращение, в развитых капиталистических странах, количества необходимимого рабочего времени, при значительным росте свободного, (являющееся существенным условием освобождения человека от порабошающего разделения труда, а также условием всестороннего развития личности) сопровождается беспрецедентным ростом   неужержимого потребления. Свободное время становится полем особого вида товарного производства, производства предметов досуга, подчиняющегося всем законам капиталистической экономики и ориентированного на людей «не стремящихся к производству культурных ценностей», а настроенных «на пассивное их принятие и потребление» [9, с.63].

        Одинокий,  отчужденный индивид западного мира –человек с постоянно слабеющими связями с материальным производством, с постоянно слабеющим участием в трудовых отношениях и коллективах, но это человек, имеющий возрастающую возможность потреблять (в том числе и продукцию масскульта, расчитанную на все вкусы и карманы). У такого индивида  создается впечатление, что мир человека состоит из случайных контактов, разрозненных впечатлений, произвольных идей, стилей, вкусов, из абсолютно субъективных манер поведения. У него создается впечатление, что в мире человека полностью отсутствует  закономерная  связь и целостность.

       Осознавать внутреннее единство человеческого мира можно только, если критически подойти к отношениям отчуждения и антагонизма  современного общества. Носителем критического отношения к нынешнему социальному устройству и субъектом стратегии конструктивного преобразования человечества в органическую целостность (разумеется, предполагающий снятие, преодоление отчуждения)  было рабочее движение со своим идеологическим и политическим авангардом.

       Сокращение сферы промышленного труда, спад рабочего движения, поражение и почти исчезновение с политической арены сил, борющихся за освобождение труда,  привело к элиминации в развитых капиталистических странах альтернативы обществу отчуждения и узкокорыстного прагматизма, что привело к массовому отказу от идеала человеческого единства  и  солидарности. Теперь капитализм и органично присущие ему антагонизм и отчуждение выглядят незыблемыми. Соответственно и мир человека  выступает как неизбежно разрозненный, бессвязный, произвольный, нелогичный,  непонятный и случайный,   словом, мир человека являет себя как мир постмодерна.

       Но это лишь иллюзия буржуазного сознания. Современный капитализм существует и развивается, больше чем когда-либо в прошлом, как мировая система с мировым разделением труда, с мировым воспроизводством противоречия между наемным трудом и капиталом.

       Мы живем в эпоху, когда все экономические, социальные, политические и культурные процессы, существенно определяющие существование каждой страны и каждого народа, имеют мировой характер, рождаются и развертываются как мировые процессы. Современный человек осваивает  культуру и тем самым становится личностью в контексте именно этих мировых процессов. Его интересы, идеи, знания, виды деятельности все теснее зависят от мирового разделения труда, от достижений мировой культуры. Никогда в прошлом у индивида не было такой возможности соизмерять свое собственное развитие с масштабами всемирного культурного развития человечества.

       Но все эти процессы имеют весьма противоречивый характер.     Современная мировая культура, ее производство и распределение, определяется законами капиталистического накопления, и поэтому она становится эрзац-культурой, расчитанной на ее прибыльное потребление. Образование человека эрзац-культурой становится эрзац-образованием. Освоение культуры осуществляется через потребление продукции масскульта. Получение же знаний превращается в погоню за всякими дипломами и сертификатами, аттестующими образованость личности.

      Перед нами противоположность. Современный человек получает все большую возможность заниматься культурой, осваивать достижения мировой культуры и формироваться как личность в контексте мирового культурного творчества. В то же время он формируется в контексте коммерческой  эрзац-культуры, как потребитель «культурной» продукции, и поэтому он не осознаёт   законы развития культуры и не способен к сознательному культурному творчеству, которое есть творчество по  законам истины, добра и красоты. Культура кажется человеку   чем-то хаотичным, загадочным, непонятным и, следовательно,  он как личность не созревает, остается, в известном смысле,  инфантильным.

       Постмодернизм отрицающий всякую закономерность в развитии культуры и ратующий за хаотичное,     произвольное сочетание культурных традиций и стилей,   является апологией своеобразной инфантильности современного человека, имеющего возможность лишь поверхностно потреблять культуру, но лишённого  способности ее понимать и творить.    

 

 

Список литературы

 

1.Можейко М.А. Постмодернистская чувствительность// Новейший философский словарь. - Минск, 2001.

2. Sarup M. An Introductory Guide to Post-Structuralism and Postmodernism. - N.Y., London, Toronto, Sydney, Tokyo, 1988.

3. Usher R., Edwards R. Postmodernism and Education. - London, N. Y., 1994.

4.Løvlie L., Postmodernism and Subjectivity // St.Kvale (ed.), Psychology  and Postmodernism. - London, Thousand Oaks, New Delhi, 1992.

5.Мареев С.Н., Мареева Е.В., Арсланов В.Г. Философия ХХ века. -  М., 2001.

6. Огурцов А.П., Платонов В.В. Образы образования. - СПб., 2004.

7. Вазюлин В.А. Логика истории. Вопросы теории и методологии.- М.,1988.

8.Lyotard J.F. The Postmodern Condition: A report on Knowledge. - Manchester, 1984.

9.Костина А.В. Массовая культура как феномен постиндустриального общества.  -  М., 2004.

10.McLaren P., Farahmandpur R. Breaking Signifying Chains: A Marxist Position on Postmodernism // Marxism Against Postmodernism in Educational Theory.-  Lanham, Boulder, N.Y., Oxford, 2002.